Российский фармрынок — один из самых интересных в мире. Чтобы получить и удержать здесь максимальные прибыли, производители лекарств идут на многое. Могут научить врача продвигать нужный препарат, настроить пациента против отечественных товаров, подготовить подходящий закон, чтобы обеспечить себе лучшее положение. Продолжая цикл публикаций о мифах российской фармацевтики, мы побеседовали с GR-специалистами двух отечественных компаний, которые на условиях анонимности рассказали о некоторых методах конкурентной борьбы, используемых «большой фармой».
Фармацевтический рынок в нашей стране не самый крупный (по некоторым оценкам, 2,5-3 процента мирового), но один из самых быстрорастущих. Именно поэтому он так важен для международных фармпроизводителей. На соседних рынках рост практически прекратился, требуются усилия для продвижения оригинальных препаратов, сильная конкуренция, четкое законодательное регулирование.
В России все иначе. Еще несколько лет назад рынок был совершенно неразвит: не было квалифицированного персонала, современных заводов, отсутствовало законодательное регулирование отрасли. Потому «большая фарма» рассматривала Россию не как возможность для инвестиций, а в первую очередь как место для зарабатывания денег.
«В девяностые рынок у нас был дикий: одна система уже развалилась, другая еще не сложилась, и как ее сложить, никто не знал. Все покупалось и продавалось. Ландшафт известный, характерный тогда не только для фармацевтики», — говорит эксперт. Можно было формировать рынок под себя, чем и пользовались крупные игроки, пришедшие в Россию.
Все условия для их плодотворной работы создала объективная реальность. Рассыпался не только рынок, но и система госзакупок, и система медицинского образования. «Были нищие чиновники, нищие врачи — у государства не хватало денег на зарплаты, что уж говорить о профессиональном обучении», — отмечает специалист.
Рекомендации по бартеру
«»Большая фарма» тогда взяла на себя то, на что не было средств у официальной власти, — рассказывает источник. — Это было не совсем обучение врачей или не только обучение. Под этим подразумевались зарубежные поездки, различные подарки — то, что повышало лояльность врача к конкретному производителю, или просто деньги».
Подавляющее большинство докторов не умели читать на иностранных языках, и фармкомпании предоставляли им переведенные на русский материалы по новым методам лечения и препаратам. Препараты, естественно, указывались свои.
О весьма неформальном общении фармкорпораций с врачами и чиновниками говорят до сих пор — вспомнить хотя бы недавний скандал с компанией AstraZeneca. Американская комиссия по ценным бумагам и биржам установила, что производитель годами подкупал медиков, а также чиновников из сферы здравоохранения в России и Китае. В обмен те продвигали нужные препараты. AstraZeneca предпочла не опровергать обвинения, а заплатить штраф в 5,5 миллиона долларов. Это самый свежий, но далеко не единственный пример.
В России всячески формировалось нужное западным производителям мнение о том, что в стране хороших препаратов не производят. «Впрочем, изначально это действительно было так», — оговаривается GR-специалист. Но даже когда ситуация изменилась, у врачебного сообщества, равно как и у пациентов, уже сложились определенные стереотипы. В прессе с подачи западных компаний критиковалась не только российская фармпродукция, но и политика государства в области здравоохранения. «Все тонко: аудитории не объясняют суть вопроса, но подчеркивают недостатки. Это продолжается до сих пор. И это производит впечатление на непосвященного человека», — констатирует российский GR-специалист.
Благие намерения
Западные производители давно и активно напрямую лоббируют свои интересы, рассказывают представители отрасли. «Когда приступили к работе над профильным законодательством, в России не хватало ни специалистов, ни опыта, и «биг фарма» предложила помочь. У организаций, представляющих интересы международных фармкомпаний в нашей стране, очень хорошие юристы. Вот они и помогали писать законы», — объясняет GR-специалист. В основном лоббирование было направлено на возможность максимального завышения цен, уточняет другой собеседник.
По словам представителей российской фармы, главная проблема в том, что сейчас нет законодательных инструментов, требующих от зарубежных производителей обоснования цен на их продукцию. Иностранцы не обязаны объяснять, почему препарат стоит именно столько, сколько они за него просят. «В результате цены высокие, производители получают дополнительный доход, а российские пациенты остаются без нужного количества лекарств, многие из которых поставляет им государство, выполняя свои обязательства», — возмущается представитель отрасли.
Юридический прием
Любая фармкомпания стремится вывести свой препарат на рынок, занять его максимальную долю и как можно дольше удерживать этот сегмент. В первые 15-20 лет законное монопольное положение гарантирует патент. После этого на рынок выходят производители дженериков, и доля оригинатора (компании-автора разработки) падает. Тогда для сохранения доминирующего положения в ход идут всевозможные юридические уловки.
«Есть огромное количество патентов: вспомогательные патенты на дополнительные показания, побочные эффекты, способы применения… Большинство из их — необоснованные», — утверждает один из GR-специалистов. Другой эксперт приводит пример: «Одна из российских компаний разработала биоаналог препарата, применяемого при большом количестве показаний. Но буквально за несколько дней до его выхода на рынок в инструкции оригинального препарата появилось новое показание, которого прежде не было! И биоаналог уже не может участвовать в торгах по поставкам лекарств для лечения определенного заболевания. Это чистой воды недобросовестная конкуренция».
Способ борьбы с такими уловками один — суд. Создатели биоаналога оспаривали действия оригинатора, параллельно внося изменения в свои инструкции (ведь зарегистрированный биоаналог по определению может заменить оригинальный препарат по всем показаниям). «А пока мы вносили изменения, образовалось еще одно новое показание! Вот такой «вечнозеленый» продукт», — подытоживает эксперт.
Иногда игры становятся совсем грязными, рассказывают собеседники. По словам одного из них, был случай, когда западный производитель препарата, входящего в список ЖНВЛП, участвовал в госторгах, хотя его просто не было на складах в России. «Они выигрывали торги, задерживали поставки, пациенты ждали лекарство, но почему-то никто не расторг с ними контракт, не внес их в черный список поставщиков, — удивляется представитель отрасли. — Все это — заслуга их специалистов, которым удалось выстроить в свою пользу вертикаль, от врачей и до распорядителей бюджета».
Игра в открытую
Российские компании жалуются на то, что государство, хотя и предпринимает ряд мер для их защиты, действует недостаточно активно. «ФАС, например, говорит, что введение дополнительных преференций отечественным производителям ограничивает конкуренцию. Да, так оно и есть! — эмоционально комментирует эксперт. — Эти преференции для того и нужны! Надо определиться, что сейчас важнее — поддержка промышленности или конкуренция».
«Например, уже ограничена работа представителей фармкомпаний с врачами. Но не совсем. Нельзя наносить личные визиты в рабочее время. А проводить групповые или индивидуальные встречи в нерабочее время — можно», — сетует другой специалист.
«Вечнозеленые» патенты и другие подобные юридические изыски, воздействие на медицинское сообщество, прямое лоббирование интересов, имиджевое вытеснение конкурентов, пропаганда — все это продолжается, говорят люди из отрасли. Производители говорят об этом открыто — недавно колонку о недобросовестных приемах «большой фармы» написал гендиректор одной из ведущих отечественных биотех-компаний.
«Пока на рынке все еще очень печально. Способы борьбы с грязными играми у нас есть: суды и исправление законодательства, точнее, перекосов в нем, — отмечает представитель отрасли. — Мы не против конкуренции, но пусть она будет честной».
Комментарии