За четыре года до начала войны умер Илья Ильф, его друг и соавтор по «Двенадцати стульям» и «Золотому теленку». От этого удара Евгений Петров так и не оправился. Многие из видевших его на фронте вспоминали: он словно искал смерть…
Ни дня без передовой
С первых дней Великой Отечественной — только на передовой. Очерки корреспондента Совинформбюро печатаются в «Известиях», «Правде», «Огоньке», «Красной звезде». Телеграфные корреспонденции летят за океан, где Петрова хорошо знают по «Одноэтажной Америке». Осенью 1941 года он, конечно, под Москвой. Пишет о боях, разговаривает с пленными немцами, пытаясь понять, что движет потерявшими человеческий облик людьми. Под Сухиничами получает тяжелую контузию…
В его репортажах из самого пекла боль за поруганную землю сочеталась с нежным отношением к ее защитникам. «Птенчики» майора Зайцева, храбрая пулеметчица и дисциплинированный солдатик Катя Новикова, командир «Ташкента» Ерошенко, проводящий свой корабль к Севастополю под тучей бомбардировщиков, генералы и солдаты… Талантливейший писатель, он не мог не смотреть на войну глазами художника. Быт фронта, его запахи, звуки, отпечаток на лицах — он считал, что все это важно, все это элементы будущей великой эпопеи, которую напишет когда-нибудь новый Лев Толстой.
Но и очерк Евгения Петрова с Карельского фронта выдержан в лучших традициях русской классической литературы. Не с боевой тревоги начинается он, а с минут затишья на зенитной батареи: бойцы читают газету, штопают прохудившуюся амуницию, играют с прижившимися в окопах собаками…
Константин Симонов, ездивший с Петровым на Кольский полуостров, вспоминал о споре между ним и фотокорреспондентом Олегом Кноррингом. Евгений Петрович удивлялся, почему фронтовой фотограф привозит в редакции снимки, на которых изображены лишь баталии: «Почему вы на войне снимаете только войну и не хотите снимать жизнь? Ведь люди не только воюют, они и живут».
Как много рассказал бы он нам, если бы война дала пожить ему подольше…
Упал, сраженный пулей,
веселый репортер…»
Разрешения поехать в осажденный Севастополь Петров добился с огромным трудом. Город блокирован с воздуха и с моря. Нет и клочка земли, который не обстреливается. И все-таки сюда прорывались наши корабли и самолеты, доставляя боеприпасы, вывозя раненых и жителей. Лидер эсминцев «Ташкент», на котором Петров возвращался из севастопольской командировки, попал под бомбежку. И все те часы, когда подошедшие на помощь корабли под огнем снимали раненых, детей и женщин, Петров отказывался покинуть корабль. И оставался на палубе вместе с экипажем до самого прихода в порт…
Может, потому и сложилось у современников мнение, что отважный до безумия военкор гонялся за смертью…
Перед последней командировкой Петров зашел к Константину Симонову, тоже жившему в гостинице «Москва», и попросил непромокаемую верхнюю одежду. Пообещал, что плащ будет возвращен в сохранности. И полушутя добавил: «Или не ждите никого, или ждите нас обоих».
Но совсем не о смерти думал он, наконец-то ступив на надежный причал с палубы изрешеченного осколками «Ташкента».
«Когда в день отлета я вошел утром на веранду, на которой спал Петров, — вспоминал адмирал И. С. Исаков,- вся веранда и вся мебель на ней были устланы исписанными листками бумаги. Каждый был аккуратно придавлен камешком. Это сушились записки Евгения Петрова, вместе с его полевой сумкой попавшие в воду во время боя».
Здесь был и его неоконченный севастопольский очерк «Прорыв блокады».
2 июля 1942 года самолет, на котором Евгений Петров возвращался в Москву, был сбит немецким истребителем над территорией Ростовской области у села Маньково. Члены экипажа и несколько пассажиров остались в живых, Петров погиб. Ему не исполнилось и 40 лет.
Улыбка через годы
В чудом сохранившихся черновиках «Двенадцати стульев» и «Золотого теленка» (честь их публикации принадлежит филологам Рустаму Кацу и Роману Арбитману) есть эпизод, удивительным образом перекликающийся с прошлогодним сообщением газет и информагентств: «Президент России, вручив премию Русского географического общества юным эрудитам, поинтересовался у одного из них, где заканчиваются границы России. «Там, где Берингов пролив», — ответил мальчик. «Неправильно, граница России нигде не заканчивается!» — с улыбкой поправил ребенка Президент».
Сравните с абзацем из черновика Ильфа и Петрова, неразлучных друзей-весельчаков:
«На волю! В пампасы!» — страдальчески закричал больной. Как Берлага узнал впоследствии, в пампасы просился старый учитель географии. Географ сошел с ума совершенно неожиданно. Однажды он включил радио. Знакомый голос уверенно сказал, что никакого Берингова пролива нет и границы Российской Федерации нигде не кончаются. Весь день старый учитель шарил но карте. Берингов пролив точно был на месте! Однако и голос по радио тоже не мог обмануть! И тут же, у карты, старик тронулся».
Может, зря тронулся? Нет границ у Российской Федерации! Нет границ мечтам ее граждан…
С нами Евгений Петров!
Комментарии